Неправда, если кто-то скажет, что его семья никак не связана с Великой Отечественной войной! Возможно, есть те, кто просто ничего об этом не знает... Наша задача – помнить и передавать из поколения в поколение, что пережили наши предки, а особенно – какой ценой досталась победа. Научить детей, что война – всегда плохо. 
Сегодня мы публикуем рассказы ковровчан, которые бережно сложили и хранят мозаику воспоминаний о своих бабушках и дедушках.
Нарине Диланян: «В деревне его прозвали Маресьевым…»
– 1941 год, деревня Катнаджур, недалеко от города Спитака. Там жил мой прадед Егише Геворкович Оганесян. Его жизнь, как и у многих тогда, разделилась на «до» и «после». В 24 о чем можно думать? Конечно, не о войне. Ему нравилась сестра лучшего друга, но она об этом не знала. Да и не принято было говорить о своих чувствах девушке. Это считалось плохим тоном. Егише рассказал родителям о своей симпатии, было решено сосватать девушку. Будущие жених и невеста не встречались, не гуляли, они просто знали друг о друге. (Порой думаю, неужели так раньше было? И смогла бы я так?). Обручились.
Началась война. Призвали всех молодых парней. После очередного боя очнулся прадед с ампутированными до колен ногами. Придя в себя и осознав, что произошло, он попытался покончить с собой. Чтобы помешать ему, медики привязали раненого к кровати. Вернувшись домой, он даже не рассчитывал, что девушка, с которой был обручен, согласится выйти за него замуж. Но Сирануш (моя прабабушка) сказала: «Значит, именно это моя судьба!». Они поженились, родили семерых детей! Прадед ходил на протезах, работал, чтобы прокормить семью. Как герою войны ему подарили машину – «Чайку» цвета неба. Единственная была на всю деревню!
Вот кем можно работать без ног? А прадед… ремонтировал крыши. В деревне его прозвали Маресьевым, в честь легендарного лётчика. А еще он проработал 50 лет библиотекарем! Писал стихи и рассказы печатными буквами. Принимая книги обратно в библиотеку, задавал вопросы. Кто не отвечал, попадал в «чёрный список»: значит, не читал! Его уважали и доверяли раздавать помощь нуждающимся.
В семье осталась награда прадеда – орден Отечественной войны I степени.
Я, к сожалению, не застала его в живых, но слышала много рассказов. Изучая прошлое своих предков, мы становимся сильнее, ведь именно они – корни, на которых мы держимся! Мы и наши дети – продолжение их рода, и каждый из нас оставит свой след в истории, поэтому именно нам решать, каким этот след должен быть.
Елена Сахаровская. «Сахарная пыль для братьев и сестер»
– «Хвашисты! Сволочи! Дебоширы!» – это я приближаюсь к бабушкиному дому. Если слышу крики, значит, с Марией Фёдоровной Лисуновой всё в порядке: пенсия в кармане, на столе чекушка и тарелка вкуснейшего супа с томатной пережаркой. Бабуся стоит у окошка, опираясь на покрасневшие локти, и гоняет шпану от почтовых ящиков...
Когда началась война, бабушка жила под Киевом, совсем юной её, как и других ребят из деревни, угнали работать в Германию. Жили они в лагерных бараках, каждое утро молодёжь развозили на производства и частные подворья. Наша Марийка работала на фабрике. Нужно было штопать мешки из-под сахара. Вместо штопки подростки собирали сахарную пыль из мешковины и выносили её в складках рукавов для своих братьев и сестёр. За плохую работу их таскали за волосы и жестоко били. Ей было за 70, когда Германия выплатила всем бывшим узникам и работникам по 300 марок. Она попросила родных купить ей тёплые сапоги и большой пуховый платок.
От бабушки Маши редко пахло пирожками, она курила едкие папиросы. Когда из деревни приходила посылка с самосадом, скручивала трубочки из газеты, набивала их табаком и склеивала краешек слюной. Садилась на маленький пуфик у печки, пускала дым в открытую топку и рассказывала о своей большой семье, о войне, о нашем отце... Мы с сестрой забирались в круглые зелёные кресла-«ракушки» и с замиранием сердца слушали её. После наших посиделок в доме исчезали все размякшие от старости ириски. Мы уезжали, а она снова покупала целый мешок «Золотого ключика» и ждала следующих каникул.
Ушла она тихо, с широко распахнутыми глазами. Под панцирной кроватью нашли целую коробку ярких цветастых платков с люрексом, запас коричневых теплых чулок и бережно завёрнутый в газетку табак...
Светлана Галыгина. «В медсанбат – на мохнатых ангелах»
– Во время Великой Отечественной войны на поле боя раненых солдат спасали «мохнатые ангелы». Так называли ездовых собак из санитарных подразделений. Благодаря им мой дед Николай Иванович Чешев остался жив после тяжелого ранения.
Февраль. Шёл ожесточённый бой под Ленинградом. Артиллерийскую батарею накрыло немецким снарядом. Деда зацепило осколком в ногу. От жуткой боли он потерял сознание. Очнулся от того, что почувствовал чьё-то дыхание: собака лизала ему лицо, пытаясь привести в чувство. Дед огляделся, вокруг только убитые товарищи. Пес ткнул его мордой в бок, как будто поторапливал. В упряжке было несколько собак, которые тянули за собой низкие саночки-волокуши. Собрав последние силы, дед взобрался на них, и собаки тут же рванули в сторону медсанбата. «Раненого везут!» – слышалось по сторонам. Так и дотащили. Живого. Если бы не псы, замерз бы, лёжа на холодном февральском снегу. Как выяснилось позже, санитар, управлявший санями, погиб, но собаки не убежали с поля боя, они искали тяжелораненых. Для тех, кого зацепило легко, на спине пёсика была закреплена аптечка, чтобы сам себе смог оказать помощь, остальных «мохнатые ангелы» подбирали.
В госпитале дед заметил медсестричку. Она важно вышагивала по коридорам, заходила в палаты к раненым и спрашивала: «Всё ли в порядке, товарищи бойцы? Кому помощь нужна?». Однажды он попросил поддержки, с тех пор они уже не расставались.
Виделись мы с ними нечасто, жили в разных городах, да и ушли они в лучший мир довольно рано, но образ исполинского деда навсегда врезался в память. Он был большого роста, точно выше 180 см. Красивый здоровый сибиряк. После контузии плохо видел, носил очки с огромными линзами. Вместо дужек к очкам всегда была привязана резинка от нижнего белья. Выглядел он в них нелепо, но как-то по-детски наивно. В каждый наш приезд устраивался праздник, на котором дед после изрядно выпитой «огненной воды» затягивал любимую песню: «Артиллеристы, Сталин дал приказ…». Потом он многозначительно поднимал вверх указательный палец и торжественно произносил: «Тенденция!» Никто не знал, что это означает, но все понимающе кивали головами.
Многое уже стёрлось из памяти, теперь я не помню, о чём мы говорили, где бывали с ним. Но точно знаю, что он был добрым, храбрым, мудрым. Когда его не стало, мы были далеко. Папа служил в составе группы советских войск в Германии, и наша семья находилась под Берлином. Мы были там наследниками Великой Победы, за которую сражался мой дед Николай Иванович.
О. АРТЕМЬЕВА
«КВ» № 19 от 16.05.2023
