В детстве, играя в дегтяревском парке неподалеку от летней эстрады, среди аллей неоднократно наталкивался на большие куски бетона и массивное основание какой-то снесенной постройки. Однажды спросил отца, мол, что тут раньше было? В ответ он, немного помолчав, сказал: «Памятник Сталину». 
В нашей семье почему-то про Сталина никогда не говорили. Интернета тогда не было, сколько-нибудь информативных книг – тоже, поэтому о развенчанном к тому времени вожде всех времен и народов я, как, наверное, и большинство сверстников, имел самое смутное представление. Отец, впрочем, всегда был аполитичен. А вот его мама, моя бабушка Мария Петровна Фролова, обычно очень сдержанная и немногословная, как-то раз рассказала, как она со своим мужем – моим дедом в 1937 и 1938 годах тревожно засыпали, держа чемоданчик с предметами первой необходимости под кроватью и вздрагивая от каждого шороха. Тогда на их невеликой улице Борцов 1905 года с двумя десятками частных домов «забрали», как говорили в ту пору, троих или четверых, причем каждый раз сотрудники НКВД приезжали за очередной жертвой ночью. Наверное, именно поэтому их черную «эмку» в народе и окрестили «черный ворон».
Дед, Николай Дмитриевич Фролов, тогда работал инструктором Ковровского горкома ВКП (б). В горкоме полным ходом шли «чистки» и аресты. Его отец, мой прадед Дмитрий Флегонтович Фролов тогда возглавлял ревизионную комиссию горкома и был одним из старейших в городе большевиков. Он посоветовал сыну сменить место работы, дабы не «мозолить глаза», и дед ушел мастером на завод имени Киркижа, а потом – наставником в ФЗУ. Возможно, поэтому его и не «забрали».
Зато другая бабушка, мамина мама Анна Ивановна Дасина, не раз вспоминала март 1953-го, когда умер Сталин: «Все боялись, что раз Сталина не стало, начнется новая война! Горе у большинства людей было тогда неподдельное. Мы все плакали и спрашивали друг друга: Как же нам жить без Сталина?» И мама рассказывала, что в их третьей школе, когда всех учениц, сняв с уроков, собрали и объявили, что умер Сталин, многие девчонки (тогда обучение было раздельным) плакали навзрыд…
От маминого отца инженера Владимира Семеновича Лобанова, который ушел из жизни в начале 1946 года всего лишь в 29-летнем возрасте, «сгорев» на трудовом фронте (всю войну проработал начальником цеха Владимирского химзавода, сутками не уходя домой, имея больное сердце), осталась только одна медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Эта новенькая (дед не успел ее поносить) медаль с яркой красно-зеленой ленточкой хранилась у нас как реликвия. На ней красовался профиль Сталина в мундире генералиссимуса. Для меня тогда это была единственная возможность увидеть его портрет.
Ни одного сталинского памятника в Коврове я не застал. Сколько всего их имелось в нашем городе – точно неизвестно. Главный памятник вождю находился на привокзальной площади рядом со зданием центральной почты (позже там помещался автовокзал). Рядом с этим монументом в марте 53-го состоялось общегородское траурное мероприятие. Кроме того, памятники Сталину имелись в каждом городском парке: КЭЗовском, дегтяревском и имени Пушкина. Самый большой из них находился в парке имени В.А. Дегтярева. Его установили последним, когда почитание Сталина достигло апогея. Остальные парковые Сталины значительно уступали по размерам. В парке Пушкина и вовсе стояла лишь гипсовая статуя, напоминавшая обычные садовые скульптуры. Даже главный сталинский памятник у вокзала был меньше дегтяревского. Кроме того, бюсты и статуи вождя находились на крупных предприятиях.
Все ковровские изваяния Сталина приказали долго жить вскоре после XX съезда КПСС, где новый лидер Никита Хрущев выступил с докладом, разоблачающим культ личности бывшего генсека. После этого сталинские памятники в нашем городе снесли все до одного, причем тайно и по ночам с привлечением военных в качестве рабсилы. И теперь на ковровских улицах вождя можно увидеть лишь на медалях фронтовиков и тружеников тыла. Но их с каждым годом все меньше.
Николай ФРОЛОВ
