28.01.2016, 11:31

Прошедший через ад

27 января исполнится 72 года со дня снятия блокады Ленинграда. На Ковровской земле свидетелей тех далеких событий осталось мало: трое в районе и 38 человек в городе. Один из них – Георгий Николаевич Касаткин.
Семья в трудную годину
Георгий Николаевич родом из Царского Села, ныне это город Пушкин. Как многие наши люди, рожденные после революции, он мало знает о своих предках. Скорее всего, у Касаткиных есть дворянские корни. В семье чудом сохранилось несколько фотографий, сделанных на стыке XIX и XX веков. На них дед Георгия Николаевича – поляк, царский офицер, позже репрессированный, и совсем молоденькая бабушка, одетая как дама из высокого сословия.
Старое поколение осталось в прошлом, и память о нем стерлась навсегда.
Родители Георгия Николаевича перед Великой Отечественной войной жили, как тысячи и тысячи пролетариев. Отец работал на заводе фрезеровщиком, мать трудилась на неприметной должности. Растили единственного сына. Имелась небольшая квартирка. Достаток, как у всех – от зарплаты до зарплаты, потому что никаких накоплений от былых времен не имели.
Когда немецкие оккупанты прорвали наши границы, отец сразу ушел на фронт, где стал командиром гаубичной батареи, и погиб на Невском пятачке при защите Ленинграда. А мать, опасаясь наступления врага в сторону Северной столицы, с шестилетним Юрой (так всегда называли мальчика в семье), с его бабушкой и прабабушкой перебралась к хорошим знакомым в Ленинград. Семья надеялась, что город немцам не взять. Лишь в самые последние дни, перед тем как кольцо блокады сомкнулось, взрослые поняли, что надо бежать вглубь России. Но с вокзалов в это время перестали ходить поезда в каком-либо направлении. Потолкались с узлами на перроне и побрели обратно.
Прошедший через ад
Во вражеском кольце
«В блокаду жили мы в большом семиэтажном доме на улице Некрасова, что неподалеку от Финляндского вокзала, – вспоминает Георгий Николаевич. – Я был слишком мал, чтобы сейчас восстановить целую картину блокады – этого громадного человеческого несчастья. Только обрывки всплывают. На новом месте жительства у меня появился дружок – сын знакомых. Когда все не стало так ужасно, мы с ним гулять ходили, а игрушками у нас были зажигательные бомбы, которые немецкие самолеты на дома сбрасывали. Те, кто дежурил на крышах, тушили бомбы. Для нас, мальчишек, эти «игрушки» были уже не опасны».
Потом голод подобрался вплотную к коммунальной квартире на Некрасова. Люди продали все, что могли, съели все, что отыскали, и остались только пайки хлеба, выдаваемые по карточкам. По воспоминаниям Георгия Николаевича, карточка – бумага величиной с облигацию. На ней, как почтовые марки, – квадратики по числу дней в месяце. Продавец в магазине отрезала каждый день по квадратику на человека. Было в каждодневном уменьшении карточки что-то трагическое, врезавшееся в душу маленького мальчика.
Месяц от месяца меньше становились и хлебные пайки. Вот некоторые цифры из справки о нормах выдачи хлеба населению города Ленинграда: 16 июля 1941 года иждивенцам и детям по 400 граммов, 2 сентября 1941 года – по 300 граммов, 11 сентября – по 250, 1 октября – по 200, а потом и по 150, и по 125 граммов хлеба. Что такое 150 граммов хлеба из муки, смешанной с бумагой и опилками? Маленький кусочек, который измученная женщина приносила членам своей семьи (для работающих он был чуть больше). Тихо и неприметно умерли бабушка и прабабушка Юры. Скорее всего, его своим хлебом подкармливали. К тому времени мальчик находился в какой-то прострации, между бодрствованием без мыслей, чувств и тяжелым сном. Детям свойственно забывать самые тяжелые моменты жизни, так милосердно устроена их психика. Как хоронили близких? На какую работу каждое утро уходила мама? Что стало с мальчиком – другом по играм и его семьей, с которыми Касаткины делили кров? Жутко ли было в бомбоубежище, и вообще, спускался ли туда хоть раз? На эти вопросы, как и на многие другие, у Георгия Николаевича нет ответов.
«Блокадный Ленинград, особенно в его страшную зиму, я практически не видел. Все время проводил в четырех стенах, кутаясь в одеяла. Носа единственных валенок прогорели, потому что я постоянно протягивал ноги как можно ближе к печке-буржуйке. Да и не в валенках дело. Куда мне было ходить и как дотащить себя хоть куда-то?».
И все-таки однажды выход в город мальчик Юра совершил. Вынужден был, потому что маму на целых два дня забрали в милицию. Тогда-то он и запомнил на всю жизнь руины домов, гарь, копоть, и на этом фоне узкие тропки между сугробами, протоптанные ослабевшими людьми. Тропки на месте широких улиц. Единичные сгорбленные от мороза фигуры вместо людского потока.
«Путь мой лежал тогда в ларек за нашими граммами хлеба. Не убили меня за них, не ограбили малыша. Не упал я посредине улицы. Вернулся благополучно. Почему сам ходил, не соседи? Бог знает. Может, была боязнь, что соседи хлеб до меня не донесут. Может, в магазине требовалось присутствие члена конкретной семьи. Хотя какие у мальца документы?».
Почему мать Юры оказалась в милиции, разговор отдельный. Жили Касаткины у знакомых в одной из комнат большой коммунальной квартиры, где вдоль коридора тянулись двери. За одной из таких дверей была библиотека. Когда трубы отопления замерзли, обитатели квартиры стали жечь в буржуйке книги. Никому уже не было дела до литературы. Печка одна на всех, поэтому оставшиеся в живых люди собрались в одной комнате вокруг нее. Тем и спасались. Золу складывали в бывшей библиотеке. На улицу выносить сил не было. Каждый день кто-то должен был дежурить по хозяйству, главным образом, по отоплению. Когда настал черед матери Юры, библиотека ближе к ночи загорелась. Видно, новая порция золы не успела дотлеть. Пожар быстро погасили, но женщину официально призвали к ответу.
Прошедший через ад
Голод догнал позже
Юре и его матери повезло: они дотянули до того момента, когда по Ладожскому озеру проложили дорогу жизни, и в марте 1942-го были одними из счастливцев, кого вывезли по ней. В телефильмах обычно показывают, как детей и женщин перевозили по льду в открытых грузовиках. А Георгий Николаевич утверждает, что его группа ехала на автобусе. Он хорошо его запомнил. Говорит, такое же авто, как в картине «Место встречи изменить нельзя». Всю ночную дорогу ослабевший мальчик проспал. Их доставили благополучно. Несколько других машин пропали в водах озера.
А потом была Кубань, куда приехали в грузовых вагонах поезда с интересным названием «Номер 500 веселый». Но недолго. Сразу после войны брат матери позвал их к себе, в Новки Камешковского района.
«Мы думали, что блокада навсегда осталась позади. Но голод догнал нас. По своей жестокости и длительности он мало уступал блокадному. В колхозе народ работал за трудодни. Значит, за так. Деревенские, у кого было свое хозяйство и огород, могли кое-как продержаться. Даже если сдадут государству большую часть сельхозпродукции: масла, яиц, зерна и так далее. А у нас – ни земли, ни живности. Мучились долго. Собирали в полях прошлогоднюю гнилую картошку, смазывали сковороды солидолом вместо масла. Но и здесь выдюжили».
Любовь к жизни
Сегодня убеленный сединами, но крепкий старик с гордостью констатирует: ребенком прошедший через лишения военных и послевоенных лет, он не потерял здоровье. Серьезно не страдал ни тогда, ни после. И мама его благополучно дожила до 87 лет. Воистину, люди, сделанные из железа.
Окончив техникум, Георгий Николаевич работал энергетиком. В поселке Пакино его семье дали уютную квартиру в двухэтажном доме. Сейчас живут они с супругой в достатке, не жалуются. Он ежемесячно получает денежную выплату от пенсионного фонда и денежную компенсацию на жилищно-коммунальные услуги, положенные жителям блокадного Ленинграда. Какова сумма в общем, наш герой не озвучил. Но мы скажем так – небольшая.
Да, до 2005 года полагались блокадникам льготы от государства по 16 пунктам. Среди них – бесплатный проезд в поездах дальнего следования, бесплатные лекарства, бесплатное санаторно-курортное лечение. Георгий Николаевич вспомнил, что можно было даже взять беспроцентную ссуду на строительство дома. Отняли те льготы, заменили «монетизацией». Однако дело давнее. Если и была на это у героя нашего повествования обида, перегорела.
А вообще он оптимист и любовь к жизни не утратил. До сих пор увлечен фотографией, показывал нам замечательный снимок лунного диска с кратерами. Сделал он его своим «Никоном», с максимальным приближением.
Мы же с максимальным приближением попытались показать один из моментов отечественной истории глазами нашего земляка. Чтобы помнили о войне. Чтобы думали и делали выводы.
О. АРТЕМЬЕВА

Оставить комментарий