Перед нами старая фотография из семейного альбома, на которой милая девочка с бантом на макушке, рядом с ней бабушка и дедушка — люди в возрасте, но еще крепкие и полные жизненных сил. 
— Такими я и запомнила их, моих родных. Они перенесли не одну войну, лишения и смерть близких, но не сломились, не озлобились на судьбу, поднимая своих детей и внуков, на своем примере демонстрировали, как нужно жить. Меня всегда поражали суждения дедушки о честности и доброте, и только через много лет я поняла, насколько правильным он был человеком. Его не сломила даже ленинградская блокада, — рассказывает жительница нашего города Людмила Семеновна Хаки.
Третья война одного солдата
Павел Андреевич Савченко родился в далеком 1902 году в одной из деревенек Псковской области. Веселый крестьянский парень, высокий, статный, очень любил на гармони играть. Но юность его была опалена Гражданской войной: Павел стал красноармейцем, попал в конницу. Потом в судьбе нашего героя была финская война, здесь он многие километры намотал в пехоте. Ни в первой военной кампании, ни во второй счастливчик Павел не получил ни одного ранения.
Переехав с женой в Ленинград, работал милиционером, и не абы где, а в конной милиции. Но все в этом мире меняется, и со временем мужчина сменил работу, пересев на автомобиль.
22 июня 1941 года супруги Савченко были в Ленинграде вдвоем, потому что сына и дочку на лето отправили к родственникам на Псковщину. В этот день Павел, которому шел уже сороковой год, отправился в военкомат, не дожидаясь повестки, а его жена — пешком по железнодорожным путям в сторону родной деревеньки Максимихи. К детям. Павла взяли в армию тут же, жена его потратила на пеший поход много дней и тоже достигла своей цели.
Дорогой жизни
Рядовой Павел Савченко был приписан к моточасти, бойцы которой квартировали в Ленинграде. Поэтому в начале блокады, к ноябрю 1941 года, он стал одним из тех водителей «полуторок», которые раз за разом возили хлеб через Ладожское озеро по ледовой трассе, не имеющей аналогов в мире, — по Дороге жизни. Обратным рейсом на машинах из блокадного кольца вывозили истощенных до крайности, еле живых детей и женщин.
Дорога начала действовать в те дни, когда нормы продовольствия в Ленинграде были снижены до страшно малых: 250 г хлеба в сутки для рабочих и 125 г для всех остальных. Люди начали умирать от голода тысячами. Как отмечают историки, Дорога жизни давала возможность снабжать продовольствием не только Ленинград, но и Кронштадт, и Ораниенбаумский плацдарм, и войска Ленинградского фронта, и Краснознаменный Балтийский флот.
Павел Савченко рассказывал повзрослевшему сыну о блокаде, с внуками же воспоминаниями делился очень скупо. Детям не нужно знать о голоде, крови и смерти. И все-таки сквозь время до маленькой Люды дошли некоторые эпизоды того трагичного времени и на его фоне — биографии деда.
От западного берега Ладожского озера до окраин Ленинграда 46 км, и столько же обратно. Грузовики с хлебом ехали, выстроившись в цепочку. Раз за разом. Ледовый режим Ладоги к тому моменту был исследован недостаточно, озеро всегда отличалось переменчивым нравом. Бывало, машины проваливались под непрочный лед. Но самое страшное — это когда велась бомбежка. Взрывы и здесь, и там. Крики тонущих детей с соседних «полуторок». А ты, водитель, должен выполнить свою миссию — довезти тех, за кого отвечаешь. И ты продолжаешь движение во что бы то ни стало. Павел скрипел зубами и ехал дальше, оставляя позади ужас, но не в состоянии забыть его.
— Мой дед не был героем, о котором пишут книги и складывают стихи. Он один из многих, простой солдат с добрым сердцем. Очень любил детей. Для него непереносимым было понимать, насколько они страдают. Некоторые ребятишки от голода частично съедали свои пальцы. А их глаза! Тот, кто не видел таких детских глаз, никогда до конца не осмыслит и не поймет, что такое блокада.
И дед старался делать все от него зависящее, чтобы хоть немного облегчить чужие страдания. Я уверена: перевозя хлеб, он ни крупинки, ни крошки не взял для себя. А еще старался, как мог, экономить топливо, которого всегда выдавали в обрез, чтобы иметь с собой запасную канистру. Вдруг сослуживцам пригодится на льду? И действительно, случалось кому-нибудь помочь.
Много месяцев продержался Павел на дороге жизни. Но однажды потерял сознание прямо за рулем своей «полуторки». Машина удержалась, не ушла с намеченного пути, не перевернулась, просто другие водители заметили ее странные «выкрутасы». Колонна на несколько минут остановилась. Солдата отправили в госпиталь, где определили полное истощение организма. Он всегда был худощавым, но теперь выглядел буквально как скелет.
Хлебная правда
В госпитале его положили на пол возле кухни, и врач попросил кухарку давать ему что-нибудь из еды понемножку. Если будет что давать. Павел выжил. Отправился снова на фронт, но уже связистом. Был ранен в ногу осколком. Дошел до Берлина, имел несколько медалей.
— А бабушка ждала. В последний военный год вместе с двумя женщинами решила погадать: вернутся ли их мужья. Каждая приготовила по хлебу (благо было из чего готовить) и запекла в него вещичку своего мужчины. Караваи одинаковые, не отличишь друг от друга. Со специальным приговором один поместили за божницу, второй у порога дома, третий у калитки. Суть гадания такова: у той, чей хлеб за божницей окажется, муж не вернется; та, чей хлеб у порога положили, мужа на днях встретит; та, чей хлеб у калитки, долгое время проведет в ожидании. Так все и вышло потом, причем у каждой женщины. Бабушкин каравай у калитки оказался – дедушка долго не приходил. Но вернулся и прожил до 82 лет!
Сразу после войны, в 1946 году, по всей стране народ голодал. Ленинград не был исключением. В семье Савченко считали, что им крупно повезло, ведь родственник устроил главу семейства шофером на мясокомбинат. Иногда на работе водителям выдавали по курочке. Павла такой расклад не устроил. Он сказал жене: «Как же так! Вся страна голодает, а я буду брать это мясо?». И уволился, несмотря на протесты жены. Обычно в экстремальных условиях такие правильные люди принимают удар на себя и редко выживают. Можно сказать, Павел Савченко — редкое исключение из правил.
Память человеческая
В памяти внучки Павла Андреевича — большой период жизни в послевоенном Ленинграде. Она рассказывает: если прогнозировалось наводнение (что в городе свирепствовало не раз), в булочные сразу выстраивались длинные очереди из пожилых людей. Опасность стихийного бедствия бередила старые душевные раны — народ боялся очередного голода.
И через много лет страх голода не утихал. Один знакомый Людмилы Семеновны пережил в детстве блокаду, и та оставила свой черный след в душе этого человека. К еде он относился по-особенному: когда видел ее перед собой на столе, полностью выпадал из действительности и всегда съедал все до крошки.
А что сейчас помнят люди? Не так давно Людмила Семеновна ехала по Санкт-Петербургу на такси. Таксист попался разговорчивый, пытался быть экскурсоводом и, проезжая мимо Пискаревского кладбища, изрек, что там похоронен Цой. Конечно, сказал неправду. Человек совершенно не знал ничего о кладбище — мемориальном комплексе, посвященном памяти всех жителей и защитников блокадного Ленинграда. Тем, кто от своих предков слышал о трагичных страницах истории города, больно, что они со временем забываются соотечественниками.
О. АРТЕМЬЕВА
